Захар Прилепин: хорошая книга сама по себе создает тренд

18 апреля 2019 года, 14:55

Известный писатель Захар Прилепин в интервью телеканалу «Время Н» рассказал о новом романе, «русской весне» и о тяге детей к чтению, а также признался, что предугадать успех книги невозможно.

Фото: Ян Морван

— Захар, насколько новый роман «Некоторые не попадут в ад» отличается от ваших прежних книг?

— Книжка о современности. Не думаю, что она похожа на прежние. Сам я взрослею, изменяюсь, осыпаюсь и расту одновременно. Кроме всего прочего, написана она в таком жанре, который был мне не свойственен. Это роман о реальных событиях, то есть все события — были, герои — жили. Некоторые из них, к сожалению, уже погибли. Тем не менее, это роман. Не очерк и не журналистика.

В чем фантасмагоричность? В самом абсурде всего происходившего и происходящего со мной и с моими товарищами. В данном случае я находился в центре всей этой истории, знал девять из десяти ключевых решений, которые принимались по тем или иным поводам во время войны на Донбассе. Все, что писалось в СМИ, на 99% было неправдой, либо полуправдой, либо абсолютно фейковой чередой.

— Чем вы можете объяснить последнее?

— Я могу это объяснить многими вещами. Когда мы выползали из советского пространства, у нас было ложное, как теперь выяснилось, ощущение открытости мира и прозрачности его схем. К сожалению, это не совсем так. Если долго всматриваться в происходящее и слышать это многоголосие, то для себя можно сделать прямые и внятные выводы. Но если опираться на любое СМИ, каким бы оно не было, всегда будет чуть искаженная картина в силу самых разных причин.

— Но сейчас есть соцсети и блоги, участники событий могут высказать свою точку зрения.

— Когда участники пишут, что это не так — тут же за 50 долларов легко нанимаются сто людей, которые оспаривают непосредственного участника и дают сто других точек зрения по тому или иному событию. Возможность соцсетей высказываться любому человеку превращает все это в абсурд.

— В одном из интервью вы сказали, что ваша история в Донецке закончилась после гибели Александра Захарченко.

— Эта была определенная метафора. Та «русская весна», начавшаяся в определенный момент 2014 года первыми огромными митингами на площадях Донецка и Луганска, длилась и переживала разные видоизменения. Внутри нее, прошу прощения за патетику, пылал огонь. И со смертью Захарченко определенный период был завершен.

Сейчас начался другой период: там будут другие люди, другие идеи, другие формации. Это не означает поражение Донбасса, просто это уже не моя история. Она мне не менее интересна, я также болею за это; там воюют и погибают бойцы. Но это уже другая история. Тем более, я не могу сейчас к ней иметь отношения — я невъездной в Донецк. В моей книге все эти вещи описываются.

— Новый роман написан буквально за месяц. У вас, что называется, ремесло другое? Или «накипело»?

— И «накипело», и два с лишним прожитых года в Донецке — это колоссальная концентрация событий, которая давно отрефлексирована в голове. Я жил этим, думал об этом. Растворился внутри этой темы.

Когда я стал писать роман… это просто: день — и глава, день — и глава. Я даже его написал быстрее, чем за месяц. Потом просто вычитывал и «причесывал», редактировал. Да, «причесывал» с моей прической как-бы звучит (улыбается).

— Сейчас вы работаете над книгой о Сергее Есенине. Почему Есенин?

— Очень просто все объясняется: я тоже рязанский ребенок, родился и провел детство в рязанской деревне. Первой поэтической книгой была книга Есенина. Потом я попал в город Дзержинск. К четырнадцати годам я знал всего Есенина наизусть, любую строчку мог продолжить по памяти. Поэтому всю жизнь я с этим человеком живу, знаю его жизнь и биографию, его сущность лучше, чем кто бы то ни было на белом свете.

Я, что называется, повзрослел до нужной стадии — чтобы не писать книгу в тридцать лет, а сделать в своей жизни определенный задел. Эмоции мои полностью отключены; просто буду выступать как главный свидетель его жизни.

— Каким образом сегодня родители могут увлечь детей книгами?

— У меня четверо детей. Двое из них аномально много читают, двое других — не вполне читают. Но последние очень любят, когда им читают мама или папа. В целом они относятся к текстам и литературе с большим интересом. Они как-то по-иному устроены, как и те дети, которые сегодня подсаживаются на телефоны и гаджеты.

Я могу дать советы, они банальны: дома должны книжки стоять, дорогие мои, нижегородцы. Многие их повыбрасывали. Конечно, можно в телефончик закачать восемь миллионов книг, сказать: «Сынок, читай!». Сынок не будет читать, если он не бегает мимо книжных полок. У ребенка первые тактильные ощущения должны быть — вот он притащил книгу, вот он держит ее в руках, там какая-то картинка. Родители начинают ему читать. Первый страх — книжка, первый смех — книжка.

Телефоны должны быть только с десяти лет, а лучше — с четырнадцати. Вот жена моя говорит детям, что нужно убраться в подъезде. Тогда купим телефоны. Они месяц убирали; мы добавили им денег, купили телефоны. Потом они их потеряли. Теперь сидят без телефонов. И нормально. ТВ у нас дома нет. Ребенок пошляется по квартире, книжку достанет. Либо пластилин и рисование. Деспот? Нормально, не жалуются (улыбается).

— Многие говорят, что успешное писательство переходит в бизнес.

— Так кажется. Это ложное ощущение, что на этом можно зарабатывать деньги. Так думают люди, у которых не получается продавать свои книги. Я пишу только то, что сам хочу. Предугадать успех книги совершенно невозможно.

«Обитель» была самой продаваемой книгой в России полтора года, этому даже удивлялись издатели. Когда я начинал писать, мне твердили: «Ты что, Захар?! Сталинские репрессии, Солженицын, Шаламов»… А потом мне говорят, мол, Прилепин знал. Как я мог знать, если мне на протяжении года говорили обратное. Хорошая книга сама по себе создает тренд.

Автор: Дмитрий Ларионов